Лошадь ответила мне ржанием и рванулась, выбив у меня из руки скребницу. Она прижала уши к голове, и в ее грустных глазах мелькнул страх. Она косилась на открытые двери конюшни.
Что с ней? Я обернулся. На дворе стояли два человека.
— Мы не вовремя? — раздался вкрадчивый, тягучий голос Пале.
— Нисколько, милости просим. Чем могу служить? — сказал я, выйдя из конюшни и прикрыв за собой дверь.
Спутник Пале имел весьма примечательную наружность. Он был сутулый, одно плечо торчало выше другого, как у старого заслуженного почтальона. Кисти рук, словно грабли, огромные и изуродованные подагрой, свисали почти до колен. Неестественно широкое лицо с высокими азиатскими скулами было наполовину покрыто старой щетиной. В складках морщинистой кожи помещались колючие глаза-щелки желтоватого цвета. Он был одет в брезентовую робу, хотя на небе не было ни облачка.
— Этот господин хотел бы поговорить с директором Крагом-Андерсеном, — объяснил Пале. — Разрешите его представить. Это Эйвинд Дёрум, бывший владелец Каперской усадьбы.
Дёрум протянул мне одну из своих грабель, его рукопожатие было холодное и липкое.
— Господина директора повидать можно? — Голос его поднимался откуда-то из чрева. — У меня к нему разговор важный есть.
Левое веко Дёрума приподнялось, и его глаз вдруг сделался совершенно круглым. Я невольно вспомнил сову.
— Конечно, господин Краг-Андерсен дома, — сказал я. — Пожалуйте за мной.
Пока я провожал Дёрума к дому, из конюшни неслось громкое ржание лошади, видно, она пыталась высвободиться из пут. Когда я вернулся, Пале заглядывал в окно конюшни. Он виновато улыбнулся.
— Нервная лошадь, — сказал он. — Я таких еще не встречал. Лошади вообще особенные животные, вы не замечали? Они легко поддаются мистическому страху, им ведомы тайны потустороннего мира. Не зря народная фантазия рисует Сатану с конскими копытами.
— Позвольте предложить вам чашечку кофе? — поспешил я перевести разговор на другую тему. Мне было почему-то не по себе в присутствии этого человека, особенно когда он садился на своего конька.
— Нет, покорно благодарю, — он отвесил легкий поклон. — Я должен вернуться домой, время не ждет. Я вышел ненадолго прогуляться, встретил Дёрума и вот проводил его к вам. Воспользовался случаем, чтобы расспросить его о предании, связанном с Каперской усадьбой.
— Ну и как, удалось узнать что-нибудь новое?
— Не слишком-то он разговорчив. Однако сообщил мне кое-что любопытное. Но преданию, каждый седьмой год у этого побережья должен появляться корабль без команды на борту. В декабре 1937 года было найдено эстонское судно. В ноябре 1930 года — обломки английского траулера. А в феврале 1923 — норвежской рыболовной шхуны «Бесс».
— Почему этот Дёрум ходит в робе в ясную погоду? — спросил я.
Пале выразительно покрутил пальцем у виска.
— Боюсь, тут у него всегда пасмурно, без прояснений, — ответил он, — но мне пора. До свидания, господин Риккерт, кланяйтесь вашим друзьям.
Через десять минут на крыльцо вышел Дёрум. Лицо у его было багровое, разъяренные желтые глаза горели фосфорическим блеском. Припадая на одну ногу, точно раненый медведь, он проковылял по двору. Увидев меня, он поднял свой огромный кулак и погрозил.
— Сволочь! — прорычал он. — Проклятая эстланнская сволочь! Но я еще найду управу на вас!
Он вышел на дорогу и скрылся из виду. Я направился в дом.
— Арне, ты что, поколотил его? — спросил я. — Он зол как черт. Я думал, он лопнет.
Арне засмеялся.
— Он приходил, чтобы выкупить у меня обратно Каперскую усадьбу, причем за те же деньги, что и продал. Божится, что достанет их хотя бы из-под земли. Между прочим, он уже получил большую сумму от совета молельного дома. Похоже, тут многие не прочь повернуть все назад. Но я не согласился и, кстати, напомнил, что он самолично отказался от всех прав на усадьбу. Только до него это, кажется, еще не дошло.
— Тебе не стоило дразнить его, — заметила Моника.
— Дорогая, я всего-навсего посоветовал ему пустить свои деньги на что-нибудь более полезное, например, на покупку бритвы. Но, видно, с юмором у него неважно. К тому же он не может простить, что его собака была убита в моем доме. Хотя, по отзывам людей, любовью к животным он не отличается.
Я рассказал, как вела себя лошадь при его приближении. Арне улыбнулся.
— На этот раз я ее понимаю, — сказал он. — Эйвинд Дёрум — настоящий живодер. Собаку он был вынужден терпеть. А несчастную лошадь мучил, как мог. Неудивительно, что она так испугалась, когда почуяла его присутствие.
— Уходя, он грозил кулаком и кричал, что найдет на нас управу, — сказал я.
— Мне он тоже сулил всевозможные кары.
— Вот как? И что же он говорил?
Арне сосредоточенно разглядывал свои ухоженные ногти.
— Взывал к духу своего предка. Пообещал, что «Рак» еще вернется. Юнас Коргг сойдет на берег, и мне не избежать его мести. Не пройдет месяца, как со мной будет покончено.
Глава восьмая
ЭМИССАР ФЛАТЕЛАНД ПЕРЕХОДИТ В НАСТУПЛЕНИЕ
Вечером мы с Танкредом достали шахматы и расположились в углу гостиной. Я начал гамбитом Муцио, пожертвовав слона и коня в отчаянной попытке добраться до поля f7, и теперь после пятнадцати или двадцати ходов мое положение было плачевное. Танкред, легкомысленный в жизни, к шахматам, напротив, относился чрезвычайно серьезно. Он не преминул воспользоваться моим глупым промахом.
— Я вижу, ты бросаешь на Монику алчные взоры, — вдруг сказал он и передвинул центральную пешку.
— Что? Ты о чем это?
В замешательстве я подставил под удар свою ладью. К счастью, мы в комнате были одни. Танкред не спеша съел ладью и продолжал:
— Дорогой друг, не забывай, что ты имеешь дело с психологом и наблюдательным человеком. Позволь дать тебе совет. У тебя слабость к гамбиту Муцио не только в шахматах, но и в жизни. Не стоит так подставлять себя под удар. В учебнике Бильгера говорится, что для белых он чреват поражением.
— А тебе не кажется, что Моника и Арне остыли друг к другу?
— Только она, но не он. Арне, хоть это и смешно, ревнив, как Отелло. Прости, я забыл объявить шах.
Вдруг я услыхал, что в комнате над нами кто-то ходит.
— В Желтой комнате сейчас кто-то есть? — спросил я.
— Наверное, Карстен готовится провести там ночь. Сегодня его очередь.
— Сдаюсь, — сказал я. — Идем посмотрим, что он там делает.
— С удовольствием.
В спальне капитана мы застали странное зрелище. Карстен выдвинул большую кровать на середину комнаты и ползал на коленях, чертя что-то на полу красным мелом. Он начертил две большие концентрические окружности так, чтобы вся мебель оказалась в пределах меньшей окружности. Потом построил правильную пятиконечную звезду, центр которой совпадал с центром окружностей. Углы звезды немного выдавались за пределы большей окружности. Фигура получилась такая:
Затем он начал писать цифры, буквы и чертить какие-то чудные знаки в пространстве между двумя окружностями. Он даже не поднял головы при нашем появлении. Лицо у него было напряженное и сосредоточенное, как у исследователя за микроскопом.
— Сегодня вроде и перегреться нельзя было. Неужели солнце даже в малых дозах так на тебя действует, Карстен? — с тревогой спросил Танкред.
— Ради Бога, что ты делаешь? — воскликнул я. Меня не на шутку испугало его поведение.
— Строю пентаграмму, — невозмутимо ответил Карстен.
— Это еще что такое?
Карстен встал и отложил мел. На губах у него играла улыбка превосходства.
— Разве могут люди, отрицающие оккультные явления, представить себе, что таится за понятием «магия»? — сказал он, отряхивая с себя меловую пыль. — Вы и не подозреваете, что некоторые цифры, буквы и геометрические фигуры имеют магический смысл. Геометрия в наше время превратилась в подручное средство строителей и землемеров. Цифры исполнены для нас смысла только в банковском счете. Ну а буквы вообще потеряли всякий смысл, в этом можно убедиться, почитав любую газету. Однако в прежние времена взгляд человека был мудрее и проникал глубже. Тогда люди знали, что отдельные слова, комбинации чисел, геометрические фигуры обладают магическими свойствами. Что касается вавилонских каббалистов…
— Господин профессор, — прервал его Танкред. — Будьте добры, опустите вступление. Перейдем ближе к делу. Объясните нам человеческим языком, почему вы исчеркали пол красным мелом и ввели нашего хозяина в лишний расход на уборку?
Карстен опустился в кресло и величаво скрестил руки на груди. Ноги он поставил так, чтобы не наступить на красные линии.
— Я уже сказал, что начертил пентаграмму, — сказал он. — Пентаграмма — это магический щит, который оберегает человека от темных сил потустороннего мира. Если не от всех, то от большинства из них. Охранные силы пентаграммы сотни лет подвергались проверке исследователями оккультных явлений, таких, например, как привидения. Контуры этой звезды образуют — хотите верьте, хотите нет — стену, через которую не в состоянии проникнуть почти ни один демон.